НАДИХАЄ

Кто та мама, которая вдохновляет вас?

Уделите минутку, чтобы подумать обо всех особенных мамах, которых вы знаете… О своей подруге, которая рядом всегда, когда вы в ней нуждаетесь. О соседке, которая так здорово заботится о своей семье. О коллеге, которая вдохновляет вас быть лучшей версией себя. И, конечно же, есть и ваша собственная мама. 

Сегодня прекрасный день для того, чтобы рассказать всем своим любимым мамам о том, как вы их цените и сказать "спасибо".

ШКОЛА ПІД БЛАКИТНИМ НЕБОМ

"Школа під блакитним небом" - стаття з розділу "Школа радості"

 (книга Василя Сухомлинського "Серце віддаю дітям")

З хвилюванням чекав я на малюків. О 8 годині ранку прийшло 29 вихованців. Не прийшла Саша (мабуть, мамі погано). Не було Володі, очевидно, проспав, а матері не захотілося будити хлопчика.
Майже всі діти святково вдягнені, в новеньких черевичках. Це мене занепокоїло: сільські діти з давніх-давен звикли в жаркі дні ходити босоніж, це прекрасне фізичне загартування, кращий засіб запобігання простудним захворюванням Чому ж батьки намагаються захистити дитячі ніжки від землі, вранішньої роси й гарячої, розпеченої сонцем землі? Все це вони роблять з добрих намірів, а виходить погано: з кожним роком усе більше сільських дітей взимку хворіють на грип, ангіну, коклюш. А треба так виховувати дітей, щоб вони не боялися ні спеки, ні холоду. 
— Ходімо, діти, до школи,— сказав я малюкам і попрямував до саду. Діти з подивом дивилися на мене.
— Так, діти, ми йдемо до школи. Наша школа буде під блакитним небом, на зеленій травичці, під гіллястою грушею, на винограднику, на зеленому лузі. Скиньмо ось тут черевички й підемо босоніж, як ви звикли ходити раніше.— Діти радісно защебетали; їм незвично, навіть незручно ходити в жарку погоду в черевиках — А завтра приходьте босоніж, у нашій школі це буде найкраще.

Докладніше ось тут →

https://mala.storinka.org/%D1%88%D0%BA%D0%BE%D0%BB%D0%B0-%D0%BF%D1%96%D0%B4-%D0%B1%D0%BB%D0%B0%D0%BA%D0%B8%D1%82%D0%BD%D0%B8%D0%BC-%D0%BD%D0%B5%D0%B1%D0%BE%D0%BC-%D1%81%D0%B5%D1%80%D1%86%D0%B5-%D0%B2%D1%96%D0%B4%D0%B4%D0%B0%D1%8E-%D0%B4%D1%96%D1%82%D1%8F%D0%BC-%D0%B2%D0%B0%D1%81%D0%B8%D0%BB%D1%8C-%D1%81%D1%83%D1%85%D0%BE%D0%BC%D0%BB%D0%B8%D0%BD%D1%81%D1%8C%D0%BA%D0%B8%D0%B9.html

Одинокий человеческий голос

– Я не знаю, о чем рассказывать… О смерти или о любви? Или это одно и то же… О чем?

…Мы недавно поженились. Еще ходили по улице и держались за руки, даже если в магазин шли. Всегда вдвоем. Я говорила ему: «Я тебя люблю». Но я еще не знала, как я его любила… Не представляла… Жили мы в общежитии пожарной части, где он служил. На втором этаже. И там еще три молодые семьи, на всех одна кухня. А внизу, на первом этаже, стояли машины. Красные пожарные машины. Это была его служба. Я всегда в курсе: где он, что с ним? Среди ночи слышу какой-то шум. Крики. Выглянула в окно. Он увидел меня: «Закрой форточки и ложись спать. На станции пожар. Я скоро буду».

Самого взрыва я не видела. Только пламя. Все словно светилось… Все небо… Высокое пламя. Копоть. Жар страшный. А его все нет и нет. Копоть оттого, что битум горел, крыша станции была залита битумом. Ходили, потом вспоминал, как по смоле. Сбивали огонь, а он полз. Поднимался. Сбрасывали горящий графит ногами… Уехали они без брезентовых костюмов, как были в одних рубашках, так и уехали. Их не предупредили, их вызвали на обыкновенный пожар…

Четыре часа… Пять часов… Шесть… В шесть мы с ним собирались ехать к его родителям. Сажать картошку. От города Припять до деревни Сперижье, где жили его родители, сорок километров. Сеять, пахать… Его любимые работы… Мать часто вспоминала, как не хотели они с отцом отпускать его в город, даже новый дом построили. Забрали в армию. Служил в Москве в пожарных войсках, и когда вернулся – только в пожарные! Ничего другого не признавал. (Молчит.)

Иногда будто слышу его голос… Живой… Даже фотографии так на меня не действуют, как голос. Но он никогда меня не зовет. И во сне… Это я его зову…

Семь часов… В семь часов мне передали, что он в больнице. Я побежала, но вокруг больницы уже стояла кольцом милиция, никого не пускали. Одни машины «Скорой помощи» заезжали. Милиционеры кричали: «Машины зашкаливают, не приближайтесь!» Не одна я, все жены прибежали, все, у кого мужья в эту ночь оказались на станции. Я бросилась искать свою знакомую, она работала врачом в этой больнице. Схватила ее за халат, когда она выходила из машины: «Пропусти меня!» – «Не могу! С ним плохо. С ними со всеми плохо». Держу ее: «Только посмотреть». «Ладно, – говорит, – тогда бежим. На пятнадцать-двадцать минут». Я увидела его… Отекший весь, опухший… Глаз почти нет… «Надо молока. Много молока! – сказала мне знакомая. – Чтобы они выпили хотя бы по три литра». – «Но он не пьет молоко». – «Сейчас будет пить». Многие врачи, медсестры, особенно санитарки этой больницы через какое-то время заболеют. Умрут. Но никто тогда этого не знал…

В десять утра умер оператор Шишенок… Он умер первым… В первый день… Мы узнали, что под развалинами остался второй – Валера Ходемчук. Так его и не достали. Забетонировали. Но мы еще не знали, что они все – первые.

Спрашиваю: «Васенька, что делать?» – «Уезжай отсюда! Уезжай! У тебя будет ребенок». Я – беременная. Но как я его оставлю? Просит: «Уезжай! Спасай ребенка!» – «Сначала я должна принести тебе молоко, а потом решим».

Прибегает моя подруга Таня Кибенок… Ее муж в этой же палате. С ней ее отец, он на машине. Мы садимся и едем в ближайшую деревню за молоком, где-то три километра за городом… Покупаем много трехлитровых банок с молоком… Шесть – чтобы хватило на всех… Но от молока их страшно рвало… Все время теряли сознание, им ставили капельницы. Врачи почему-то твердили, что они отравились газами, никто не говорил о радиации. А город заполнился военной техникой, перекрыли все дороги. Везде солдаты. Перестали ходить электрички, поезда. Мыли улицы каким-то белым порошком… Я волновалась: как же мне завтра добраться в деревню, чтобы купить ему парного молока? Никто не говорил о радиации… Одни военные ходили в респираторах… Горожане несли хлеб из магазинов, открытые кулечки с конфетами. Пирожные лежали на лотках… Обычная жизнь. Только… Мыли улицы каким-то порошком…

Вечером в больницу не пропустили… Море людей вокруг… Я стояла напротив его окна, он подошел и что-то мне кричал. Так отчаянно! В толпе кто-то расслышал: их увозят ночью в Москву. Жены сбились все в одну кучу. Решили: поедем с ними. Пустите нас к нашим мужьям! Не имеете права! Бились, царапались. Солдаты (уже стояла цепь в два ряда) нас отталкивали. Тогда вышел врач и подтвердил, что они полетят на самолете в Москву, но нам нужно принести им одежду, – та, в которой они были на станции, сгорела. Автобусы уже не ходили, и мы бегом через весь город. Прибежали с сумками, а самолет уже улетел. Нас специально обманули… Чтобы мы не кричали, не плакали…

Ночь… По одну сторону улицы автобусы, сотни автобусов (уже готовили город к эвакуации), а по другую сторону – сотни пожарных машин. Пригнали отовсюду. Вся улица в белой пене… Мы по ней идем… Ругаемся и плачем…

По радио объявили, что, возможно, город эвакуируют на три-пять дней, возьмите с собой теплые вещи и спортивные костюмы, будете жить в лесах. В палатках. Люди даже обрадовались: поедем на природу! Встретим там Первое мая. Необычно. Готовили в дорогу шашлыки, покупали вино. Брали с собой гитары, магнитофоны. Любимые майские праздники! Плакали только те, чьи мужья пострадали.

Не помню дороги… Будто очнулась, когда увидела его мать: «Мама, Вася в Москве! Увезли специальным самолетом!» Но мы досадили огород – картошку, капусту (а через неделю деревню эвакуируют!) Кто знал? Кто тогда это знал? К вечеру у меня открылась рвота. Я – на шестом месяце беременности. Мне так плохо… Ночью снится, что он меня зовет (пока он был жив, звал меня во сне: «Люся! Люсенька!») А когда умер, ни разу не позвал. Ни разу… (Плачет.) Встаю я утром с мыслью, что поеду в Москву одна… «Куда ты такая?» – плачет мать. Собрали в дорогу и отца: «Пусть довезет тебя». Он снял со сберкнижки деньги, которые у них были. Все деньги.

Дороги не помню… Дорога опять выпала из памяти… В Москве у первого милиционера спросили, в какой больнице лежат чернобыльские пожарные. Он нам сказал – я даже удивилась, потому что нас пугали: государственная тайна, совершенно секретно.

Шестая больница – на «Щукинской»…

В эту больницу (специальная радиологическая больница) без пропусков не пускали. Я дала деньги вахтеру, и тогда она говорит: «Иди». Сказала – какой этаж. Кого-то я опять просила, молила… И вот сижу в кабинете у заведующей радиологическим отделением – Ангелины Васильевны Гуськовой. Тогда я еще не знала, как ее зовут, ничего не запоминала. Я знала только, что должна его увидеть… Найти…

Она сразу меня спросила:

– Миленькая моя! Миленькая моя… Дети есть?

Как я признаюсь?! И уже понимаю, что надо скрыть мою беременность. Не пустит к нему! Хорошо, что я худенькая, ничего по мне незаметно.

– Есть. – Отвечаю.

– Сколько?

Думаю: «Надо сказать, что двое. Если один – все равно не пустит».

– Мальчик и девочка.

– Раз двое, то рожать, видно, больше не придется. Теперь слушай: центральная нервная система поражена полностью, костный мозг поражен полностью…

«Ну, ладно, – думаю, – станет немножко нервным».

– Еще слушай: если заплачешь – я тебя сразу отправлю. Обниматься и целоваться нельзя. Близко не подходить. Даю полчаса.

Но я знала, что уже отсюда не уйду. Если уйду, то с ним. Поклялась себе!

Захожу… Они сидят на кровати, играют в карты и смеются.

– Вася! – кричат ему.

Поворачивается:

– О, братцы, я пропал! И здесь нашла!

Смешной такой, пижама на нем сорок восьмого размера, а у него – пятьдесят второй. Короткие рукава, короткие штанишки. Но опухоль с лица уже сошла… Им вливали какой-то раствор…

– А чего это ты вдруг пропал? – Спрашиваю.

И он хочет меня обнять.

– Сиди-сиди, – не пускает его ко мне врач. – Нечего тут обниматься.

Как-то мы это в шутку превратили. И тут уже все сбежались, и из других палат тоже. Все наши. Из Припяти. Их же двадцать восемь человек самолетом привезли. Что там? Что там у нас в городе? Я отвечаю, что началась эвакуация, весь город увозят на три или пять дней. Ребята молчат, а было там две женщины, одна из них на проходной в день аварии дежурила, и она заплакала:

– Боже мой! Там мои дети. Что с ними?

Мне хотелось побыть с ним вдвоем, ну, пусть бы одну минуточку. Ребята это почувствовали, и каждый придумал какую-то причину, чтобы выйти в коридор. Тогда я обняла его и поцеловала. Он отодвинулся:

– Не садись рядом. Возьми стульчик.

– Да, глупости все это, – махнула я рукой. – А ты видел, где произошел взрыв? Что там? Вы ведь первые туда попали…

– Скорее всего, это вредительство. Кто-то специально устроил. Все наши ребята такого мнения.

Тогда так говорили. Думали.

На следующий день, когда я пришла, они уже лежали по одному, каждый в отдельной палате. Им категорически запрещалось выходить в коридор. Общаться друг с другом. Перестукивались через стенку: точка—тире, точка—тире… Точка… Врачи объяснили это тем, что каждый организм по-разному реагирует на дозы облучения, и то, что выдержит один, другому не под силу. Там, где они лежали, зашкаливали даже стены. Слева, справа и этаж под ними… Там всех выселили, ни одного больного… Под ними и над ними никого…

Три дня я жила у своих московских знакомых. Они мне говорили: бери кастрюлю, бери миску, бери все, что тебе надо, не стесняйся. Это такие оказались люди… Такие! Я варила бульон из индюшки, на шесть человек. Шесть наших ребят… Пожарных… Из одной смены… Они все дежурили в ту ночь: Ващук, Кибенок, Титенок, Правик, Тищура. В магазине купила им всем зубную пасту, щетки, мыло. Ничего этого в больнице не было. Маленькие полотенца купила… Я удивляюсь теперь своим знакомым, они, конечно, боялись, не могли не бояться, уже ходили всякие слухи, но все равно сами мне предлагали: бери все, что надо. Бери! Как он? Как они все? Они будут жить? Жить… (Молчит.) Встретила тогда много хороших людей, я не всех запомнила… Мир сузился до одной точки… Он… Только он… Помню пожилую санитарку, которая меня учила: «Есть болезни, которые не излечиваются. Надо сидеть и гладить руки».

Рано утром еду на базар, оттуда к своим знакомым, варю бульон. Все протереть, покрошить, разлить по порциям. Кто-то попросил: «Привези яблочко». С шестью полулитровыми баночками… Всегда на шестерых! В больницу… Сижу до вечера. А вечером – опять в другой конец города. Насколько бы меня так хватило? Но через три дня предложили, что можно жить в гостинице для медработников, на территории самой больницы. Боже, какое счастье!

– Но там нет кухни. Как я буду им готовить?

– Вам уже не надо готовить. Их желудки перестают воспринимать еду.

Он стал меняться – каждый день я уже встречала другого человека… Ожоги выходили наверх… Во рту, на языке, щеках – сначала появились маленькие язвочки, потом они разрослись. Пластами отходила слизистая, пленочками белыми. Цвет лица… Цвет тела… Синий… Красный… Серо-бурый… А оно такое все мое, такое любимое! Это нельзя рассказать! Это нельзя написать! И даже пережить… Спасало то, что все это происходило мгновенно, некогда было думать, некогда было плакать.

Я любила его! Я еще не знала, как я его любила! Мы только поженились… Еще не нарадовались друг другу… Идем по улице. Схватит меня на руки и закружится. И целует, целует. Люди идут мимо, и все улыбаются.

Клиника острой лучевой болезни – четырнадцать дней… За четырнадцать дней человек умирает…

В гостинице в первый же день дозиметристы меня замеряли. Одежда, сумка, кошелек, туфли – все «горело». И все это тут же у меня забрали. Даже нижнее белье. Не тронули только деньги. Взамен выдали больничный халат пятьдесят шестого размера на мой сорок четвертый, а тапочки сорок третьего вместо тридцать седьмого. Одежду, сказали, может, привезем, а, может, и нет – навряд ли она поддастся «чистке». В таком виде я и появилась перед ним. Испугался: «Батюшки, что с тобой?» А я все-таки ухитрялась варить бульон. Ставила кипятильник в стеклянную банку… Туда бросала кусочки курицы… Маленькие-маленькие… Потом кто-то отдал мне свою кастрюльку, кажется, уборщица или дежурная гостиницы. Кто-то – досочку, на которой я резала свежую петрушку. В больничном халате сама я не могла добраться до базара, кто-то мне эту зелень приносил. Но все бесполезно, он не мог даже пить… Проглотить сырое яйцо… А мне хотелось достать что-нибудь вкусненькое! Будто это могло помочь. Добежала до почты: «Девочки, – прошу, – мне надо срочно позвонить моим родителям в Ивано-Франковск. У меня здесь умирает муж». Почему-то они сразу догадались, откуда я и кто мой муж, моментально соединили. Мой отец, сестра и брат в тот же день вылетели ко мне в Москву. Они привезли мои вещи. Деньги.

Девятого мая… Он всегда мне говорил: «Ты не представляешь, какая красивая Москва! Особенно на День Победы, когда салют. Я хочу, чтобы ты увидела». Сижу возле него в палате, открыл глаза:

– Сейчас день или вечер?

– Девять вечера.

– Открывай окно! Начинается салют!

Я открыла окно. Восьмой этаж, весь город перед нами! Букет огня взметнулся в небо.

– Вот это да!

– Я обещал тебе, что покажу Москву. Я обещал, что по праздникам буду всю жизнь дарить цветы…

Оглянулась – достает из-под подушки три гвоздики. Дал медсестре деньги – и она купила.

Подбежала и целую:

– Мой единственный! Любовь моя!

Разворчался:

– Что тебе приказывают врачи? Нельзя меня обнимать! Нельзя целовать!

Мне запрещали его обнимать. Гладить… Но я… Я поднимала и усаживала его на кровать. Перестилала постель, ставила градусник, приносила и уносила судно… Вытирала… Всю ночь – рядом. Сторожила каждое его движение. Вздох.

Хорошо, что не в палате, а в коридоре… У меня закружилась голова, я ухватилась за подоконник… Мимо шел врач, он взял меня за руку. И неожиданно:

– Вы беременная?

– Нет-нет! – Я так испугалась, чтобы нас кто-нибудь не услышал.

– Не обманывайте, – вздохнул он.

Я так растерялась, что не успела его ни о чем попросить.

Назавтра меня вызывают к заведующей:

– Почему вы меня обманули? – строго спросила она.

– Не было выхода. Скажи я правду – отправили бы домой. Святая ложь!

– Что вы натворили!..

– Но я с ним…

– Миленькая ты моя! Миленькая моя…

Всю жизнь буду благодарна Ангелине Васильевне Гуськовой. Всю жизнь!

Другие жены тоже приезжали, но их уже не пустили. Были со мной их мамы: мамам разрешили… Мама Володи Правика все время просила Бога: «Возьми лучше меня».

Американский профессор, доктор Гейл… Это он делал операцию по пересадке костного мозга… Утешал меня: надежда есть, маленькая, но есть. Такой могучий организм, такой сильный парень! Вызвали всех его родственников. Две сестры приехали из Беларуси, брат из Ленинграда, там служил. Младшая Наташа, ей было четырнадцать лет, очень плакала и боялась. Но ее костный мозг подошел лучше всех… (Замолкает.) Я уже могу об этом рассказывать… Раньше не могла. Я десять лет молчала… Десять лет… (Замолкает.)

Уривок із книги «Чорнобильська молитва. Хроніка майбутнього» — книга білоруської журналістки і письменниці, лауреата Нобелівської премії з літератури, Світлани Алексієвич, присвячена аварії на Чорнобильській аЕС у 1986 році.

ЧЕЛОВЕК НА РОЛЬ ХРИСТА

В этот день, т.е. 15 апреля, но только в 1452 году родился Леонардо да Винчи. О нём можно рассказывать много чего интересного, потому что он был не только знаменитым ученым и изобретателем, но также музыкантом и писателем.

Но сегодня я хочу рассказать о нем одну историю, в которой он фигурирует и как знаменитый художник. Откуда она появилась в моем блокноте - уже не помню. Не могу сказать, кто является первичным автором. Чтобы улучшить читабельность текста, использовал некоторую литературную обработку.

Многим известна его картина, которая называется "Тайная вечеря". И когда у него появилась мысль создать этот шедевр, ему понадобились натурщики, с которых он мог бы изобразить как Иисуса Христа, так и апостолов. Однажды в одной церкви он заметил певчего, который отличался изумительной красотой. Тот выделялся и своим благородным происхождением.

Леонардо до Винчи сразу понял, что этот юноша идеально подходит для роли Христа. Художник познакомился с ним, и оказалось, что того было звать Пьетро Бардинелли. Он с огромной радостью принял предложение, поэтому позировал для картины. Что касается апостолов, натурщиков да Винчи приходилось искать в бедных кварталах города. Было известно что ученики Христа, в основном, были выходцами из бедных семей.

Художник поступал следующим образом: заходил в трактир, подбирал кандидатуру и садился к нему за стол. Он старался рассказывать разные истории, чтобы натурщики смеялись и плакали, радовались и грустили. А он запоминал их мимику, жесты, а потом все это переносил на картину.

Шли годы и картина уже была практически готовой. Уже появились фигуры Христа и всех его учеников, кроме одной личности. У Леонардо да Винчи так и не получилось найти того, кто смог бы оказаться прототипом Иуды Искариота. На эту роль сложно было подобрать настоящую кандидатуру.

Однажды Леонардо прогуливался в нищем квартале и увидел человека, который лежал в сточной канаве. Художнику он показался подходящей кандидатурой на роль предателя Христа. Было понятно что это молодой человек, но из-за беспробудного пьянства тот превратился в злобного старика. Лицо его оказалось не только жестким, но и хитрым. Этого как раз и не доставало да Винчи для изображения Иуды.

Пришлось Леонардо поднатужиться, взять пьяницу под руки и дотащить к своей мастерской. Он сразу приступил к работе и начал делать наброски. Уже через пару часов пьяница немного протрезвел, посмотрел на художника и произнес:

- А я вас узнал, вы уже как-то рисовали меня раньше.

Да Винчи удивленно на него посмотрел и сказал:

- Откуда ты меня знаешь? Я тебя вижу первый раз.

Но на губах пьяницы заиграла насмешливая улыбка и он продолжил, с трудом ворочая языком:

- Нет, нет, все правильно. Я вспомнил это по вашей картине!

Художник еще больше удивился и решил задать ему вопрос:

- А как тебя звать?

- Меня? Вы что - забыли? Я ведь Пьетро Бардинелли!

Оказывается, один и тот же человек в определенные периоды жизни может быть похожим на Христа. Но если он не сохранит свое достоинство, обязательно скатится к уровню Иуды Искариота.

P.S. Насколько справедлива эта история - судить вам. Но из неё точно удастся взять полезный урок.

Лилия Ермак.

ДИСТАНЦИОНКА

 День 0
Учительница объявила о родительском собрании в 11.00 в онлайне. С энтузиазмом кинулась скачивать программу, красить ресницы и накручивать челку на бигудю. Сыну наказала не бегать в трусах по дому. Кота решила не закрывать в другой комнате. Пусть все увидят нашего красавца!
Подключилась к видеоконференции, поздоровалась, сижу улыбаюсь. Чему - не знаю.
Заметила на столе у учительницы стакан воды. Видимо, говорить будет много.

 День 1
Поругалась с сыном. Он решил, что если занятия дома, можно учиться в трусах. Муж поддержал. Пока заставляла одеться- опазадал на онлайн урок. Мой левый глаз пару раз нервно дернулся. Выдохнула. Вроде больше не дергается.
 Кот решил лечь на клавиатуру. Посмеялись, но с клавиатуры кота все- таки перенесли на диван. Пока разбирались с заданиями из кундилика, настал вечер. Но разобрались и гордые пошли спать.

 День 2
В вотцапе 1114 сообщений. Отметила все как прочитанные. Сын посмотрел на меня из подлобья и надел футболку. Но сегодня заявил, что зубы чистить не будет. Вручила ему щетку и пасту. Левый глаз опять начал подергиваться.
На онлайн уроке сын решил позавтракать. Делать нечего. Пришлось разрешить. Не сидеть же ребенку голодом! Кот, почуяв запах еды, разорался громче компьютера. Пришлось кормить и его.
Пообещала себе, что завтра все будет по- другому.

 День 3
Футболка надета, зубы почищены, завтрак съеден. Что- то напутали в математике, долго разбирались, подключился муж. Еще больше запутались. Спорили. Кота закрыли в ванной. Вторя левому, задергался правый глаз. Разобрались. Объясняли сыну. Смотрю, у него тоже глаз задергался. Наорала на сына, наорала на мужа. Один ушел в спальню, другой в аптеку. Выдохнула. Выпустила кота. Объяснила все сыну. Муж вернулся с валерьянкой. Заботливый)))

 День 4
Учим стих. Сын сказал, что стих выучит, но сниматься на камеру не будет. НИ ЗА ЧТО! Нашли решение. Записали голосовое. Считал все с учебника, конечно. Вопрос, зачем учил?
В адском беспорядке квартиры, нашла краску для волос, купленную еще в воскресенье.Намазала краску на волосы. Сделали с сыном русский. Смыла краску. Седые волосы не закрасились.

 День 5
Снова запутались в задании. Решили не мучиться и украли работу отличницы из кундилика. Списали. Довольные собой, отправили выполненную работу на проверку. Кот, к этому дню, самостоятельно запирался в ванной. Муж запивал валерьянку пустырником. Зато я похудела. Вот радость!

 День 6
Подведение итогов недели на онлайн -собрании. Ресницы не накрасила. Забыла. Увидела себя на экране компьютера и чуть не упала. Бигудю снять тоже забыла. Поздоровалась. Почему-то снова улыбаюсь. Видимо это нервное. Заметила, что к стакану воды, на столе у учительницы, присоединился корвалол.

Всем хорошего дистанционного обучения!

Автор: #МарияПелагеина@

Їмо на карантині. 

       Мама, давай зробимо бургери - попросили діти. Чому б і ні, подумала я купуючи булки для гамбургерів у «Варусі». Мені захотілось, щоб котлети були максимально приближені до орегіналу за формою та смаком. Зайшла на один сайт - ні то, з другої спроби знайшла сайт, який мене цілком задовольнив, ділюсь найкращим, як і обіцяла ) Поради прості, але дієві - перевірено ! Трошки преломила під свої продукти, фарш у мене був курячий, і навіть так було дуже смачно! Один із небагато разів, коли абсолютно всі були задоволені, що аж за вухами стояв хруст.
       Шановні, вірю що у кожного були такі «вдалі дні», поділитися своїми смаколиками, які Ви робите на карантині. З задоволенням щось смачне та незамисловате візьму на замітку😉
Чекаю на Ваші комент, з Вашіми смачними цікавинками!)
https://volshebnaya-eda.ru/kollekcia-receptov/kotleta-dlya-burgera/